Это снижение уровня обычно базируется на убеждении, что лишь твой опыт уникален, что лишь бывшее с тобой неповторимо. И этого, полагают, достаточно для написания книги, появления фильма и т.д.
«Мне было жаль уносить с собой в небытие, – пишет во вступлении к книге Галина Бибикова, – те воспоминания о жизни Л.В.Шапошниковой, что я накопила за годы нашей дружбы. Они, на мой взгляд, настолько увлекательны и поучительны, что я посчитала, что не вправе делать их только своей собственностью, это было бы слишком эгоистично с моей стороны и расточительно для истории...
...Мое отношение к Л.В. поверх всего, поверх времен, событий, временных непониманий, лжи, которой облепили нас...
...Отделяя в моем горе вечное от сиюминутного, миссию от бремени кармических коллизий, я пишу эту книгу в надежде, что придет время, и Л.В. поймет, какие муки ада прошла и я на пути к ней...».
История искусств знает не мало примеров, когда потеря любимого человека или разрыв с ним становились импульсом для создания художественного произведения, но, чтобы стать таким создателем, необходимо опять же подчиниться законам мироздания, не мстить судьбе и не плакаться, а переплавить свое горе в такое повествование, где нет личного, где нет и не может быть безысходности, где все возможно.
Книгу «Я – Шапошникова» Галины Бибиковой я бы назвала иначе: «Я и Шапошникова» Потому что автор не только не забыл о себе, а постоянно помнит лишь о себе, говорит только о себе, а герой служит лишь для высвечивания ее, автора, особенностей и достоинств. Сны и видения автора, воспоминания о самой себе становятся самоцелью, вытесняя все остальное.
«...И начинается!...Как я в восемь месяцев (от роду? – Н.Б.) докрашивала половицу в комнате. Как за мной ходили все собаки в округе, и как я могла уснуть с ними в одной конуре. Как я оттаскала за белоснежную бороду благообразного старичка. «Смелая у вас девочка», – сказал он уходя. «Да, смелости у тебя было не занимать, – любила всегда подчеркивать мама. – Ты никогда ничего не боялась».
Героиня книги, конечно же, не Людмила Васильевна, а сама Бибикова, которая с первых же страниц ставит нас в известность о тесных кармических связях с Людмилой Васильевной.
«Дружба наша с Л.В., обычная, на первый взгляд, на самом-то деле вовсе необычная. Необычная тем, что она корнями уходит в далекое прошлое нашей жизни на земле... Я думаю, сегодня вы уже за это знание не сожжете меня на костре и не отнесете к разряду, якобы, ненормальных людей».
Безусловно нет, однако будем помнить, что знание о своих прошлых жизнях дано только высокодуховным людям, достигшим этого знания полным самоотречением и бескорыстным служением истине.
«...Да, – соглашается Бибикова, – эти знания доступны пока немногим. Немногим потому, что они всеми своими жизнями не изменяли себе, если даже за правду надо было идти на костер... Это ноша тяжелее, не для слабонервных ».
Именно к таким «не слабонервным» причисляет себя автор, намекающий на многих страницах о знании своих, а заодно и своей героини, реинкарниций.
Господи, как все это не похоже на поведение самой Людмилы Васильевны, обладающей здравомыслием, крепкой логикой и чувством юмора, прекращающей всегда попытки представить ее в виде архата или иерарха.
«Книгу об Л.В. я написала вопреки тем условиям, в которые меня поставила жизнь. Помятуя, как Л.В. отнеслась к моим стихам, – «не пиши и больше никому не показывай», – я понимала, что рассчитывать на ее помощь мне не следует, и даже наоборот. И тем не менее, я встала на этот путь».
Вопреки воле своей героини, воле своего, как Бибикова сама об этом пишет, учителя. Так ведь именно это и есть безнравственность и беззаконие.
Принцип «Я и немного Шапошникова» прослеживается во всем: в отборе и подаче материала, в отношении к имеющейся информации, наконец, в отношении к самой героине, ради «исправления» жизни которой и была написана, оказывается, книга.
Ни на минуту не задумывается автор о действительной судьбе Людмилы Васильевны, о великом деле, которому она служит, о ежечасном самоотверженном труде ее, требующем надежного плеча помощников и единомышленников, а не сантиментов давно отошедших от этого дела и от этого труда людей.
К некоторому облегчению скажу, что мощное нравственное начало образа истинной Людмилы Васильевны прорывается даже через паутину личного всепоглащающего пристрастия автора, особенно явно и четко там, где присутствует мысль самой героини или ее конкретное воспоминание, не искаженное авторской интерпретацией.
Если бы вся книга была написана в стиле глав «На дорогах джунглей», «Кобра», «Месть богини»! На этих страницах сам образ героини одерживает победы над личностью автора и над его тенденциозностью. Но – увы! – эти главы просто позаимствованы автором из книг Людмилы Васильевны, в которых – совершенно иначе осмысленные – они являются кульминацией всей ее жизни и всего духовного опыта.
К сожалению, это не только литературное воровство (преследуемое, кстати, по закону), но и самая тягчайшая ошибка всех действий Бибиковой на «ее пути» к своей героине.
Надеюсь, что Галина Бибикова по-своему любит Людмилу Васильевну и страдает от разрыва с ней, что именно эти чувства побудили взяться за перо. Но есть любовь, «которая и жжет и губит» Есть любовь дающая, а есть отбирающая, обворовывающая, и тогда она, конечно, не любовь, а присваивание себе личности другого человека.
Книга Галины Бибиковой афишировалась как бомба и появилась в очень нелегкое для ее героини дни. Бомба взорвалась, но, как и следовало ожидать, не убила. Потому что как никто иной, героиня знает, что истинный свой образ творит сам человек – его жизнь, его дела, его мысли. Его книги.
