«Солнышко мое, у твоей матери был просто шок от твоего вида, поэтому она так на тебя и обрушилась, – обратилась я к Л.В. после драматического повествования...».
«...Не говори мне про такие ужасы! – перебила меня Л.В. – Я не могу этого слышать. Самой легче сто раз вынести, чем представить твои муки, – взмолилась Л.В.».
Что это? Фрагменты душещипательной мелодрамы или телефонного разговора? Чей это диалог? Двух сентиментальных подружек, бонны и гимназистки?
Нет, это строки из книги о Людмиле Васильевне Шапошниковой – известном ученом, писателе, индологе. Великом и мужественном воине сегодняшних дней.
Предвижу реакцию: «Не может быть!» – тех, кто знает Людмилу Васильевну многие годы. Но – увы! – может.
Людмила Васильевна знала автора этих строк, знала о готовящейся публикации и рекомендовала не делать этого, оберегая свою почитательницу от явно прорывавшегося мифотворчества. Познакомившись с некоторыми главами будущей книги, Людмила Васильевна была несказанно удивлена, как вольно автор использовал полученную информацию, и не просто просила, а, в свойственной ей манере действовать, запретила Галине Бибиковой эту публикацию – и имела на это все права, права человеческие и права авторские, так как главы эти были ничем иным как фрагментами из изданных и не изданных произведений самой Людмилы Васильевны. Информация в этих неизданных произведениях столь важна и сопряжена со временем, что должна была появиться только в свой срок.
Помню, как в июне 1992 года в Бангалоре Святослав Николаевич Рерих выразил сожаление по поводу несвоевременного издания одной из книг Учения Живой Этики. Людмила Васильевна строго посмотрела в мою сторону, на видеокамеру и сказала: «Будешь свидетелем, Наталья».
Да, вот уже семь лет я являюсь свидетелем ее самоотверженной борьбы против попыток многих и многих завладеть наследием великой семьи, прорваться к тайнам их творений, будучи неподготовленными к восприятию их; попыток праздно любопытствующих, а чаще всего, просто корыстных.
В скольких газетных публикациях Людмилу Васильевну громили за то, что она якобы привезла из Индии важную информацию и утаивает ее от других. Людмила Васильевна, со стойкостью воина, выдерживала все нападки и готовила публикации (вместе с архивистами и на строго научной основе) ко времени и в свой срок, зная, что вне времени выданная информация посеет сомнение, разрушит предначертанное, даст повод врагам к новым глумлениям над истиной.
Тот, кто работает и сотрудничает с Людмилой Васильевной годами, знает о ее несломимой воле, когда речь идет о стратегии будущего, о направлении, по которому необходимо идти. И многие понимали правильность выбранного ею пути только годы спустя, признаваясь себе, от каких опасностей она огородила всех нас.
Каждый человек видит явления через призму своего мышления, а любой литературный или художественный образ несет в себе два начала: того, кто писал, и того, кто стал героем произведения.
Мой дорогой учитель Сергей Апполинариевич Герасимов рекомендовал актерам не идти только от себя при создании образа, а постигать образ путем размышления о нем, как бы подчиняясь предложенным обстоятельствам его жизни. Когда молодой актер упивался слезами на сцене, он вдруг слышал слова Герасимова: «Не жалей себя, это фальшивые слезы» Только впоследствии мы стали понимать, что сама личность актера приобретает в процессе творчества иные качества. Происходит таинство взаимообогащения. Образ, особенно героический, постепенно одаривает личность актера своими качествами. На этом фундаменте построено великое действо перевоплощения, а в случае подключения высшего я – озарения. И тогда зрители, перед которыми разворачивается действо, испытывают сильный катарсис – очищение. Но чаще бывает и наоборот: личность актера гасит образ, не дотягивает до подлинного постижения сути происходящего, и нам становится как-то неудобно и стыдно за неудавшуюся Джульетту или доморощенного Гамлета. Ибо в истинном произведении искусства не должно быть ячества. Не должна царствовать сиюминутная личность, а должен действовать все тот же космический закон. От низшего к высшему.
Именно тогда, когда автор, забыв о себе, самозабвенно творит, постигая, а иногда и удивляясь поведению героев, когда его дух свободен от личной приязни и неприязни, только тогда рождается новое художественное произведение, и, если масштаб мысли был высок и поверен сердцем, такое произведение навсегда входит в сокровищницу искусства и культуры, становится бессмертным и очищает новые и новые поколения людей.
Итак, мотив создания образа, книги, любого художественного произведения должен быть очищен от притязаний личности. Менее всего должно быть «я и Джульетта» Должна быть готовность к самоотдаче себя этому создаваемому. Игра на сцене «не читки требует с актера, а полной гибели всерьез», – как сказал Борис Пастернак об истинной участи актера.
Что же касается современного уровня творчества, то можно вспомнить афоризм Ежи Леца: «Разве этот автор сделал мало? Он снизил общий уровень!».
