Хотя цель такую он поставил перед собой уже в молодости. «Между прочим, — писал он 22 декабря 1978 года, — когда мне было лет тридцать, я думал, что могу многое сказать о Рерихе, стремился к этому. Обстоятельства сложились так, что я вышел на профессиональную «арену» с чувством, что теперь-то я могу сказать о Рерихе так как надо, когда был на исходе пятый десяток лет. А теперь, когда на исходе шестой десяток, я гадаю — смогу ли я до конца жизни вообще сказать о Рерихе то, что нужно и так, как нужно. Мой пример, конечно, не эталон, наоборот, он большое исключение, обусловленное какими-то скрытыми от меня самого кармическими следствиями...» (Архив автора. Все цитаты из писем П.Ф.Беликова, С.Н.Рериха, З.Г.Фосдик публикуются впервые).
Завязавшаяся переписка с Н.К., а затем и с его старшим сыном, востоковедом, Юрием Николаевичем, имела под собой и практическое основание. В конце тридцатых годов П.Ф. возглавлял советское представительство «Международной книги» в Таллине. Он с готовностью согласился выполнять заказы семьи Рерихов, прежде всего Юрия Николаевича, на интересующие их книги. В 1957 году, после переезда Ю.Н. в Советский Союз, П.Ф., находясь в Москве, позвонил ему: «Он сразу назвал меня по имени и отчеству, спросил, где я нахожусь и не могу ли сразу к нему приехать. Через полчаса я был возле дома на Ленинском проспекте, где он жил. Юрий Николаевич уже ждал меня и проводил в кабинет. В кабинете, заставленном книжными полками, царил полумрак, горела лишь настольная лампа на большом письменном столе. Показав на полки с книгами, Юрий Николаевич сказал: «Чувствуйте себя как среди старых знакомых. Среди книг много тех, которые вы посылали мне» (П.Беликов. «Величайший победитель в битве...» — Огонёк, 1982, № 9, с.20).
С 1957 года он фактически становится доверенным лицом братьев — Юрия Николаевича и младшего — Святослава Николаевича, проживавшего в Индии...
...Я встретился с Павлом Фёдоровичем в июне 1975 года, когда учился на четвёртом курсе университета. Он приехал в Новосибирский Академгородок в связи с выставкой картин Н.К. из собрания Святослава Николаевича, показываемых тогда в Советском Союзе впервые. Выставку разместили в спортивном зале университета. Одна стена его была сплошь стеклянной. По утрам я любил посидеть на пригорке перед этим своеобразным окном в «Державу Рериха» и всматриваться в неописуемое торжество красок на картинах Великого Мастера в озаряемом лучами восходящего солнца зале. Может быть, это самое сильное впечатление от общения с чудесным рериховским миром, которое я когда-либо испытывал. Негромко шумели кроны сосен и берёз, утреннюю тишину нарушало лишь пение птиц... Между мной и картинами, образующими своеобразную мозаику под названием «Искусство Николая Рериха», была лишь тонкая стеклянная перегородка и в голову невольно шли вбитые со школьных лет строчки: «Двое в комнате. Я и...» В моей интерпретации, конечно, звучало «... и Рерих»...
Находился я тогда на распутье. Довольно основательно, насколько это было возможно по тем временам, при дефиците литературы, я был знаком с творчеством Николая Константиновича. Пришла ко мне и отпечатанная на фотобумаге копия книги «Знаки Агни Йоги». Для дальнейшего продвижения вперёд, которое тогда связывалось мною с изучением всех книг Живой Этики, надо было выходить на контакт с теми, у кого они имелись. Но по имеющимся у меня сведениям такой контакт обуславливался целым рядом условий, в целом не соответствующих, на мой взгляд, и духу, и букве Живой Этики. Я раздумывал как поступить. И в это время в Академгородок приехал один из авторов книги о Н.К. в серии «Жизнь замечательных людей», авторитетнейший рериховед, Павел Фёдорович Беликов.
Эта встреча и последующие, в том числе со Святославом Николаевичем, Людмилой Васильевной Шапошниковой, навсегда убедили меня, что истинно великие люди просты в общении, снисходительны и никогда не откажутся от помощи тем, кто в ней нуждается.
Был солнечный летний день. В зале выставки П.Ф. окружали любители рериховского искусства... Наконец, я улучил момент, когда у П.Ф. выдалась свободная минута, подошёл, представился и попросил найти время для беседы. П.Ф. незамедлительно откликнулся и назначил мне встречу на следующий день.
Никогда не забуду наш первый разговор в моей комнате в студенческом общежитии. 12 июня 1975 года... Как сейчас вижу фигуру Павла Фёдоровича, на фоне солнечных лучей, проникающих через распахнутое настежь окно, склонившегося над книгами, альбомами, вырезками газетных и журнальных публикаций, котор ые я е му показывал... Слышу его голос:
— Вы спрашиваете, стоит ли Вам примыкать к какой-то группе? Вот что я Вам скажу — лучше не надо, лучше остаться самостоятельным. Я сам шёл таким путём и считаю его наиболее правильным. Тем более, когда выставляются какие-то условия... Иерархия складывается сверху вниз, но никак не наоборот. Я вёл как-то два кружка. Мы собирались раз в неделю, создавалась торжественная обстановка, мы читали по очереди Агни Йогу и затем обсуждали. Причём правилом и законом был абсолютно свободный обмен мнениями.
