«Рериховские университеты» Павла Беликова

Так же было в Рижском обществе. Мне рассказывала Зинаида Григорьевна (Фосдик — А.А.), что у них в Америке тоже практиковались свободные дискуссии. Агни Йога дана всем, дана так широко, что претендовать на изречение истины в последней инстанции никто не может... Ведь главное — проблема совершенствования. Именно поэтому каждый человек должен индивидуально подходить к книгам Живой Этики, над ним не должно довлеть мнение доморощенного авторитета. Каждый находит своё. Лучше всего самостоятельно духовно перерабатывать то, что приходит ищущему. Можно, конечно, входить в контакт с кем-либо, порой не только можно, но и нужно, но только при условии собственной независимости. Я, например, долгое время работал самостоятельно, хотя рядом в Риге был сильный кружок Агни Йоги. И, Вы знаете, то, что мне нужно было — приходило. А потом уже нас Николай Константинович свёл...

То, что нужно — приходит. Было бы устремление. Встреча с Павлом Фёдоровичем только подтвердила для меня эту непреложную истину. При дальнейших встречах в Новосибирске, у него в Козе-Ууэмыйза, фактически тогдашнем Советским Центром рериховских исследований, в переписке я получал ответы на все вопросы, которые встают перед каждым на пути в «Державу Рериха». Если я уделил внимание своим личным обстоятельствам, то лишь для того, чтобы подчеркнуть готовность П.Ф. каждому «идущему», даже если это простой студент сибирского вуза, оказать всяческую помощь и внимание.

Меня поражала в нём способность настроиться на «волну» собеседника. Дважды он приезжал на «Рериховские чтения» в Новосибирск. В 1976 и 1979 годах. Это, с одной стороны, поднимало их уровень авторитетности, а с другой, давало возможность и сторонникам, и противникам рериховского движения (причём среди тех и других были самые разные оттенки принадлежности) обратиться к человеку, мнение которого нельзя было не учитывать. Особенно ярко помню один такой день «хождения по группа», когда с раннего утра и до позднего вечера Павла Фёдоровича «передавали» из рук в руки, чтобы получить ответы на то, как решить те или иные, у каждого свои, своеобразные, проблемы. И в каждом случае, при разговоре о вопросах, порой не стоящих и выеденного яйца, Павел Фёдорович с полным вниманием включался в их решение. Причём, зачастую тот мелочный повод, который послужил началом разговора, уходил куда-то в сторону, а беседа незаметно входила в русло проблем действительно существенных. И разные люди, с разным отношением к рериховскому наследию, с разным пониманием, по тогдашнему партийному выражению, «задач текущего момента» получали «информацию к размышлению», которая подводила их к осознанию тех самых действительно важных проблем.

К сожалению, появились сонмы «пророков», «кудесников», «посвящённых», среди которых чуть ли не каждый второй «имеет» канал общения с Высшими Мирами, подобно «новым русским» с сотовыми телефонами. «Духовность» становится модным понятием, хотя нелепость этого очевидна. По мнению Павла Фёдоровича, «если даже вне сферы духовности в человеке пробуждается доброта, ответственность, благожелательность и творчество, на первых шагах хотя бы в усовершенствовании мотоциклетных моторов, то и эти задатки могут продвинуть дальше, чем битие лба о каменные плиты в храме»... (письмо автору от 19 января 1977 года).

Мне запомнился тот день ещё и потому, что вечером П.Ф. раскрылся для меня одной из тех граней, которые, конечно же, были характерными для него, но были скрытыми для нас в связи с нашим односторонним отношением к нему только как исследователю рериховского наследия. Наталья Дмитриевна Спирина, нынешний почётный председатель Сибирского Рериховского Общества, попросила П.Ф. послушать песни её ученика, Андрея Юшкова, тогда начинающего самодеятельного композитора и певца. Вечером мы были у неё на квартире. Андрей пел, делился планами будущих концертов, спрашивал совета у П.Ф.. В разговоре всплыло имя Игоря Северянина. Тогда, в середине 70-х годов он был известен, в основном, по знаменитой строчке: «Я гений, Игорь Северянин...» и специфическому «советскому» отношению к эмигрантским писателям и поэтам. А Игорь Северянин последние свои годы прожил в Эстонии. Услышав это имя, уставший после многотрудного дня, Павел Фёдорович как-то сразу встрепенулся, заулыбался, как бы припоминая какие-то ведомые только ему встречи давних лет, и произнёс: «О, это Поэт Божьею милостию!» Оказалось, он не раз в Таллинне слушал выступления поэта, был с ним знаком и с юношеских лет любит его творчество. Он рассказал нам об одном случае. Как-то он ехал в Москву в одном купе с известным артистом Михаилом Козаковым. В разговоре тот упомянул, что готовит для записи на телевидении чтение Пушкинского «Дон-Жуана». Ему Павел Фёдорович прочитал неопубликованное тогда стихотворение «Монолог Дон-Жуана», написанное Игорем Северяниным. Прочитал он, конечно, наизусть и нам, и мы записали под его диктовку:

Кстати, поскольку в стихотворении затронута тема отношения к женщине, надо сказать, что один из самых счастливых моментов в жизни П.Ф. была встреча с Галиной Васильевной, спутницей и вдохновительницей до конца его земных дней. Ещё в тридцатые годы им посылала «привет сердца» Елена Ивановна Рерих. В письме к одному из сотрудников в Прибалтике она писала 29 июля (кстати, в день рождения П.Ф.!) 1939 года: «Получили и фотографии супруги П.Ф.Б. Очень понравилась она нам всем. Такой вдумчивый и ясный взор! Думаю, что оба они могут быть прекрасными работниками на ниве труда просвещения. Мысли, высказанные П.Ф. в его последнем письме к Н.К., пришлись мне очень по душе. Бодрость духа есть залог преуспеяния. Именно радость жизни не в роскоши и изобилии, но в проникновенном осознании глубокого смысла и назначения жизни как таковой. Именно тогда всякий труд становится источником радости и восхождения. Шлю им привет сердца...»