И, наконец, еще в одном своем письме Елена Ивановна дает исчерпывающий ответ на наш вопрос: «Вы спрашиваете меня о методах воспитания, давших такие прекрасные результаты на примере моих сыновей. Они были очень просты и, главным образом, заключались в том, что с раннего детства, почти с младенчества, им внушалась любовь к природе, к книге, к искусству. Правильный выбор книг и наставников дал им прекрасную основу и помог очень рано определить их наклонности и дарования. Так, уважение к знанию и труду, художественная, культурная обстановка, дисциплина, заложение первых основ нравственного характера в понимании исполнения долга и личной ответственности и, главное, пример великого отца дали им возможности сравнительно рано начать проявлять свой большой врожденный потенциал. Кроме яркой талантливости и даже мастерства в нескольких областях, они несут в духе великий синтез, который именно и дает основу нравственности и мудрость любви к Родине. Так, без ложной скромности, могу сказать, что я справедливо горжусь своими сыновьями».[7]
Нельзя отрицать и того, что огромную роль в формировании личности Юрия и Святослава Рерихов – людей поистине выдающихся, сыграла атмосфера любви и взаимопонимания, существовавшая между Еленой Ивановной и Николаем Константиновичем. «Мой отец и моя мать, - писал Святослав Николаевич Рерих, - были наделены несравненной гармонией двух понимающих друг друга людей, которые имели высокие идеалы жизни.. Их светлые образы навсегда останутся для меня источником величайшего вдохновения».[8] И еще: «Николай Константинович и Елена Ивановна всегда работали вместе. Они друг друга как бы дополняли и в то же время давали друг другу особое новое качество и импульс».[9]
Всегда работали вместе... В одном из писем Елена Ивановна говорит о себе как о свидетельнице творчества своего мужа. Необычайная скромность, свойственная ее натуре, проявилась и здесь: многие полотна художника были созданы по ее замыслам и на основании ее видений, поэтому она была больше, чем свидетельница. Прекрасные картины Николая Константиновича – свидетельства иной, высшей реальности, запечатленные в красках и на холсте, - стали образным осмыслением истин, изложенных в Живой Этике, и рассказывали нам о Великих Законах Космоса, лежащих в основе мироздания, о мирах иных измерений и иных состояний материи... Принято считать, что Елена Ивановна занималась исключительно книгами Учения и оказывала духовное руководство нескольким группам учеников. Тот факт, что ее имя стоит на листе учредителей Нью-Йоркского Музея Рериха, Мастер-Института Объединенных Искусств и международного художественного центра «Corona Mundi» известен не так хорошо или же рассматривается просто как дань уважения спутнице великого человека. Однако, как свидетельствует ее обширная переписка, Елена Ивановна принимала самое деятельное участие в руководстве Музеем, Институтом Гималайских исследований «Урусвати», а также продвижении Пакта Рериха по охране сокровищ культуры. Через нее передавались все Указы Великого Владыки относительно текущих событий и, кроме того, ее собственные качества – незаурядный ум, энергичность, умение разбираться в людях – являли самую мощную опору делам. Можно также сказать, что Николай Константинович был свидетелем творчества Елены Ивановны, свидетелем того, как создавались книги Учения, проводился Огненный Опыт и творилась новая ступень в эволюции человечества...
Письма Елены Ивановны к мужу и сыновьям из архива Международного Центра Рерихов, представленные в этой подборке, можно разделить на две части. Первые пять писем относятся к периоду пребывания Николая Константиновича и Юрия Николаевича Рерихов в Соединенных Штатах, Франции и Великобритании (1929-1930 гг.). Их поездка преследовала несколько целей, первая из которых заключалась в посещении культурно-просветительских учреждений, созданных в Америке в начале 20-х годов – Нью-Йоркского Музея им. Н.К.Рериха и Мастер-Института Объединенных Искусств. Сам Великий Владыка Говорил об этой поездке следующее: «Рука Моя помогает поднять дела в Ам[ерике], но приезд Ф[уямы][10] необходим... И скажу теперь Ам[ерике]: Идет Ф[уяма], идет Наш посол, идет самоотверженный, идет созидатель, идет Мой доверенный, идет Моим делам на помощь!».[11] Так Николай Константинович принимал участие в подготовке к открытию нового высотного здания Музея, разместившегося в 28-этажном небоскребе, а также выступил на торжественной церемонии открытия с приветственной речью.
Второй целью поездки было укрепление положения нового исследовательского центра – Института Гималайских исследований «Урусвати», разместившегося в долине Кулу, - Николай Константинович и Юрий Николаевич налаживали связи с видными деятелями культуры и науки. Та «блестящая страница» в их жизни и вместе с тем «мрачная страница в будущих рекордах истории культуры XX века», о которой пишет Елена Ивановна в письме от 24 июня 1930 года, имеет отношение к следующему эпизоду из биографии Николая Константиновича. По окончании поездки Британское министерство иностранных дел отказало Рериху и его старшему сыну во въезде в Индию. В качестве основного аргумента было выдвинуто посещение художником Советской России (состоявшееся в 1926 году во время Центрально-Азиатской экспедиции) и как следствие – симпатии к большевистскому режиму и шпионаж. «Бедные, не могут допустить, что мы совершенно не интересуемся их политикой. – с иронией пишет разлученная со своей семьей Елена Ивановна, - ибо знаем космические сроки, которые уже не могут быть ни задержаны, ни остановлены».[12] После долгих и мучительных трений, в конце 1930 года, виза была все-таки получена – при участии Франции, - однако вся семья Рерихов (включая Елену Ивановну) находилась под пристальным вниманием английской разведки до 1932 года включительно.
Остальные письма (письмо от 04.09.1930 года и семь писем 1947–1954 годов) адресованы Святославу Николаевичу Рериху. Читателю откроется еще одна сторона деятельности Рериха-младшего – человека разносторонне одаренного и обладающего редким даром синтеза – выращивание редких и лекарственных растений.
Письма Елены Ивановны Рерих обладают одной удивительной особенностью – обращенные к конкретным людям, они вместе с тем имеют ввиду очень многих. Даже если это письма к самым близким, в чем читателю придется сегодня убедиться. Нежность и забота материнского сердца, сопереживание близкому человеку, звучащие в ее строках, равно как и описание ее повседневной жизни в Кулу, а затем в Калимпонге, тесно переплетаются с размышлениями о судьбах мира и человечества, пронизанными внутренним горением и верой в непреложность космических начертаний. Это умение увидеть Великое за повседневным присуще истинно великому сердцу.
