Согласных муз одна семья,
Вы нас уводите из мира
В соседство инобытия.
И чем зеркальней отражает
Кристалл искусства лик земной,
Тем явственней нас поражает
В нем жизнь иная, свет иной.
Он рисовал каждый день, становясь с раннего утра за мольберт. Семь тысяч его картин не были просто мифом о нем. На своих полотнах художник сотворил и увековечил мир особенный и удивительный, в котором жила высокая Красота и Тайна. Этот загадочный мир стал являться в его творениях еще в Сиккиме, небольшом горном королевстве, затерянном в дебрях Восточных Гималаев. Затем рос и развивался во время Центрально-Азиатской экспедиции, становясь все одухотворенней и как бы прозрачней.
Это был мир гор, древних как сама планета. Они поднимались над землей снежными гигантами. Облака и жемчужные туманы плыли по их разломам, скалам и гребням, меняли их очертания и придавали им странную, невесомую хрупкость. Солнце проливало на них рассветные и закатные краски, и они зажигались то пурпуром, то золотом, сигналили кому-то неведомому зелеными призрачными лучами, вспыхивали целой гаммой нездешних оттенков, блистали холодным огнем сказочных северных сияний.
Горы становились то прозрачными как кристаллы, то гасли, наливаясь земной, неподвижной тяжестью. Ночами над ними вспыхивали яркие колкие звезды и звездный свет сверкающими пылинками оседал на припущенных темнотой снегах. Созвездия меняли свои очертания и на небе возникали загадочные узоры и знаки. Вершины гор, устремленные вверх, казалось, выходили за границы Планеты и становились частью того, еще неведомого, что определялось словом «Космос».
Мир людей на этих полотнах существовал где-то между этим бесконечным пространством и плоскостью, в которую упирались, вырастая из нее, тяжелые массивы горных подошв. Люди возводили монолитные башни, массивные крепости и монастыри, похожие на города. Они врубались в каменные склоны гор, ища у них защиты и покровительства. Они стремились стать частью этих гор, подражали им в чем-то, стараясь не нарушить их гармонию.
Между космосом высочайших снежных вершин и людьми существовали какие-то незримые связи.
И где-то там за этими вершинами, между небом и землей, лежала таинственная Заповедная страна, которую легенды называли Шамбалой. Оттуда спешили всадники в старинных одеждах. Ламы передавали друг другу вести. Лучники посылали стрелы с указами, написанными на пожелтевшем пергаменте. Длинноволосые, похожие на легендарных амазонок, девы охраняли заповедные границы.
В языках алого трепещущего пламени на троне восседал похожий на древнее божество могущественный Владыка Шамбалы Ригден-Джапо. Небо и горные снега горели пурпуром рассветной зари. От трона Владыки скакали всадники с его приказами.
В лунном зеленоватом сиянии стыли и искрились заснеженные скалы, напоминавшие воинов в остроконечных шлемах. Скалы стерегли подступы к «Тридесятому царству», а над ними полыхали звездные знаки. Синим светом светились таинственные три круга, символ Заповедной страны. Из глубин древней пещеры возникали фигуры, освещенные таинственным огнем огромных сверкающих кристаллов. Пылала золотым пламенем жертвенная чаша.
В этом мире, сотворенном прозрениями и кистью великого художника, происходили странные события, как будто выпадающие из реального времени и Пространства. На высоких башнях, стоящих на скалах, поднимались огненные тревожные «Цветы Тимура». Скрипели разрисованные колеса повозок, запряженных верблюдами, на горной тропе, вьющейся у самых снегов. Принцесса Вонь-Чень везла священные дары своему жениху, королю Тибета Сронцангампо. Статная женщина в китайских одеждах протянула ладонь, на которой горел язык пламени, так похожий на огонь той пылающей чаши, которую поднял мудрец в пещере среди светящихся кристаллов. Картина называлась «Агни-Йога». Жизнь и предназначение переплели воедино то, что возникало на полотнах художника, и то, что являлось несомненной реальностью его Пути.
В этой реальности были свои сказки, которые видела и слышала Та другая, без которой этот Путь художника не сложился бы. Без нее он не смог бы создать тот единственный и неповторимый мир своих полотен, в котором как бы воедино сплелись Прошлое, Настоящее и Будущее, обозначенные тремя кругами в пламени Сокровища Мира.
Та, которая осветила Путь великого художника, родилась в Петербурге и рано познала тот мир, где Прошлое, Настоящее и Будущее существовали одновременно. Нездешний Мир, нереальный и в тоже время реальный, приходил к ней обычно во сне. Потом как бы отрывался от этого сна и становился явью, похожей на видение. И ей порой казалось, что она и в тоже время не она когда-то проделала долгий путь через века и страны, память о которых, разбуженная кем-то таинственным и неощутимым, теперь оживала в ней.
Вот высокая фигура человека в белом возникает на фоне цветущей яблони в утреннем саду, потом постепенно размывается, как бы растворяясь в воздухе. И откуда-то из самых глубин ее существа поднимается воспоминание, что где-то далеко живет Учитель Света.
