Социально-практический уровень этики К.Э.Циолковского включает вытекающие из предыдущих уровней максимы, раскрывающие ответ на вопрос: «Что я должен делать?». Наиболее компактно и чётко он был изложен К.Э.Циолковским в работе[2]. Метафизические рассуждения об эмоциях атомов-духов переводятся здесь в достаточно конкретные проекты деятельности человека и космического разума во исполнение императивов этики К.Э.Циолковского. Непосредственно об этике любви в этих социально-практических максимах нет ни слова. К.Э.Циолковский нигде не ссылается явно на причину, не объясняет необходимость этих преобразований ни волей причины или её любовью к космосу как своему творению, ни благоговением человека перед причиной. Наоборот, он как бы между прочим говорит, что хотя причина и «всемогуща по отношению к созданным ею предметам, напр., к космосу», но «по-видимому, не касается его»[5]. Между тем, и здесь, по мнению автора, мы сталкиваемся со своеобразной антиномией космической философии. Во-первых, «причина создала Вселенную, чтобы доставить атомам ничем не омрачённое счастье»[5]. Во-вторых, по словам К.Э.Циолковского, именно причина «оживляет мир и даёт ему господство разума… Короче: и причина, и органические существа Вселенной, и их разум составляют одну и ту же любовь»[5]. Таким образом, выдвигаемые К.Э.Циолковским проекты преобразований имеют целью благоденствие вечного, но созданного причиной атома-духа. Определённая цепочка от причины к проектам преобразований человека и космоса всё же прослеживается. Так и получается, что именно этика любви – но и долга – по отношению к причине, ноокосмической иерархии, «своим» атомам-духам и приводит к жёстоким, с нашей точки зрения, проектам, при которых оставляются как бы в стороне идеалы человеческой свободы, а о свободе воли и говорить не приходится. Они подавляются этикой любви и долга. На чём основан этот долг, космическая философия не поясняет. На этот счёт можно только строить предположения. Вот одно из них. В космической философии многократно подчёркивается влияние на человека «воли Вселенной», от которой он всецело зависит. Не следует ли отсюда, что преобразование мира в интересах атомов-духов, провозглашаемое философией К.Э.Циолковского, непосредственно детерминировано именно космосом и в осуществлении его воли находит своё этическое оправдание? Но тогда выходит, что исполнение человеком «воли Вселенной», выступающее как этический долг перед космосом и его гражданином-атомом-духом – снимает с него ответственность за последствия своих действий, заодно лишая его и свободы. О свободе в космической философии говорится вообще чрезвычайно мало, и она выступает в буквальном смысле как познанная необходимость – познавать космос и его волю, следовать им. Свобода не представляла для К.Э.Циолковского какой-то высшей метафизической ценности. Напротив, многократно подчёркивалась человеческая несвобода, многоступенчатая зависимость человека от причины, самого космоса, ноокосмической иерархии, атомов-духов. Немногочисленные высказывания К.Э.Циолковского о свободе выдержаны в духе официальной идеологии последних лет его жизни.
Необходимое уточнение состоит в том, что при этической оценке проектов К.Э.Циолковского следует различать два типа:
а) научно-технический план освоения космоса, включающий создание искусственных спутников Земли, индустрии в космосе, космических летательных аппаратов, обитаемых станций в солнечной системе – «космических колоний»;
б) совокупность прогнозов, содержащихся в космической философии К.Э.Циолковского – только об этих последних и шла речь. Граница между этими проектами, естественно, довольно относительна. Тем не менее, существенно различны основания проектов каждого из этих типов и даже языки, которыми они излагаются. Например, в научно-технических проектах освоения космоса, выдвинутых К.Э.Циолковским, нет и намёка на необходимость «ничем не омрачённого счастья» атомов-духов, тогда как в философских сочинениях, как мы видели, этот императив доминирует. Если выдвинутые К.Э.Циолковским научно-технические проекты освоения космоса пока блестяще оправдываются, то идеи об уничтожении бактерий, растений или животных, коренном преобразовании Земли (которая со временем будет «разобрана до центра»), напротив, приходят в противоречие с экологией, экологической этикой и всей культурой конца XX века. Они выглядят какими-то технократическими, античеловеческими монстрами. Но критическое отношение к проектам второго типа, само собой разумеется, никак не бросает тень на проекты первого типа. Только современные антикосмисты, у которых вызывает отвращение само слово «космос», могут видеть в любых космических проектах угрозу человеческому существованию. Что же касается космистов, то они озабочены лишь адаптацией проектов освоения космоса, помимо научно-технических измерений, также к измерениям человеческим, их этической экспертизой.
