В тумане лёгком и прозрачном, вдали затерянная, но ясная звезда мерцает светом нежным. О, как прекрасна! Баюкает меня, ласкает, манит лучей прелестных тайна голубая... Приблизиться к тебе, звезда далёкая! В лучах дрожащих утонуть, сиянье дивное! То желание острое, безумия полное и столь сладостное, что всегда, вечно хотел бы желать без цели иной, как желание само.. Но нет! В радостном взлёте ввысь устремляюсь...
Танец безумный! Опьянение блаженства! Я к тебе, светило чудное, устремляю свой полёт! — К тебе, мною свободно созданному, чтобы целью быть полёту свободному! В игре моей капризной о тебе я забываю. — В вихре, меня уносящем от тебя, я удаляюсь. — В жгучей радости желанья исчезает цель далёкая... Но мне вечно ты сияешь, — ибо вечно я желаю! — И в солнце горящее, в пожар сверкающий ты разгораешься сиянье нежное! Желаньем безумным к тебе я приблизился! В твоих искрящихся волнах утопаю, — Бог блаженный! И пью тебя — о море света! Я, свет, тебя поглощаю!
В этой программе, помимо блестящих философских откровений, содержится достаточно конкретное описание этапов движения музыки. Четвёртая соната состоит из двух частей, не разделённых даже паузой. Хрустальные, томительно-застывшие аккорды первой части сопровождают странную — одновременно порывистую и оцепенелую мелодию. Композитор впервые соединяет несоединимое: математически выверенную схему и иррациональный порыв в неведомое. Томление первой части — это трепет ледяной паутинки в недрах кристалла. Предельно обострённое чувство иного заставляют искать образ другого пространства и другого времени. В репризе первой части тема томления обволакивается также впервые найденными «астральными туманами» фигураций. Неожиданно вспыхнувшая волна желания застывает в напряжённом аккорде.
Этим же аккордом начинается вторая часть сонаты — причудливый фантастический танец. С этих пор для Скрябина полёт и танец становятся синонимами. В лёгких, стремительно изломанных скачках задыхающейся мелодии можно увидеть и контуры пляски неземных существ, или же вспышки мгновенно проносящихся мимо космического корабля звёзд и галактик. Громовые, торжественно вопрошающие фразы вновь сменяются сверкающей суетой вселенской игры. Перед завершением ритм смен ускоряется — это прообраз будущих магических танцев vertige. Тема «далёкой звезды» звучит в последний раз в сопровождении «экстатической фактуры» — триольных аккордовых репетиций в фантастически-быстром темпе. Но в этом сверхчеловеческом порыве нет ни тени напряжения — всё преодолено, герой радостно и свободно сливается с потоками ослепительного света.
В дальнейшем литературная программа Скрябина уже не будет так прочно привязана к последовательности музыкальных событий. Это неудивительно — законы музыкального времени весьма отличаются от обычных. Скрябин (как и великий Моцарт) говорил, что способен увидеть целую сонату, реально звучащую больше 10 минут, в одном мгновении. По этому поводу автор «Прометея» заметил: «Многие мистические ощущения трудно выразить словами, но звуками они передаются. Вот почему музыканту путь легче». Тем не менее композитор считает своим долгом продолжать словесные разъяснения наиболее значимых для замысла Мистерии сочинений.
Популярнейшая симфоническая «Поэма экстаза» соч. 54 имеет «литературный двойник», который композитор любил едва ли не больше «музыкального оригинала». Постоянно страдая от безденежья, он издаёт на собственные средства брошюру с поэтическим текстом «Поэмы экстаза» и затем возит с собой так и не распроданный тираж, раздаривая его друзьям и знакомым. Речь здесь идёт о «приключениях» некого абстрактного Духа в созданном им самим блистающем мире. Поэма состоит из ряда эпизодов, иллюстрирующих процесс мистического восхождения, который у Скрябина к этому времени был осознан и откристаллизован в философской схеме. Весьма упрощённо её можно описать как движение от сознания человека к сознанию Бога, от времени к вневременности, от томления к экстазу. По сути, эта пятичленная последовательность событий (томление — игра — создание мира — полёт — экстаз) в разных вариантах повторяется и в музыке, и в стихах, образуя границы эпизодов. Хотя по общепринятому мнению (с которым я на этот раз согласен) временные масштабы стихов далеко не всегда равновелики аналогичному музыкальному эпизоду (5 минут музыки могут быть описаны тремя строчками, и наоборот — десятисекундному музыкальному эпизоду соответствуют полторы страницы), сам Скрябин, по воспоминаниям, связывал обе «Поэмы экстаза» удивительно точно. К сожалению, рамки статьи не позволяют процитировать весь десятистраничный текст, и мы приводим только его начало:
Жаждой жизни окрылённый,
Увлекается в полёт
На высоты отрицанья.
Там в лучах его мечты
Возникает мир волшебный
Дивных образов и чувств.
Дух играющий,
Дух желающий,
Дух, мечтою всё создающий,
Отдаётся блаженству любви.
Средь возникнувших творений
Он томленьем пребывает,
Высотою вдохновений
Их к расцвету призывает...
Фрагмент этого текста Скрябин использовал и в качестве программы к созданной почти одновременно с «Поэмой экстаза» Пятой сонате соч. 53. Правда, здесь Скрябин ограничился только четырёхстрочным эпиграфом, более всего соответствующим, на наш взгляд, только первой странице сонаты, где изображён взлёт из сферы низких («обычных») мыслительных вибраций в область тишины и покоя Высшего Разума.
Вы, утонувшие в тёмных глубинах
Духа творящего, вы, боязливые
Жизни зародыши, вам дерзновенье я приношу.
