И добрый хлеб, что в печь для нас садится,
И женщина, которою дано,
Сперва измучившись, нам насладиться.
Но что нам делать с розовой зарей
Над холодеющими небесами,
Где тишина и неземной покой,
Что делать нам с бессмертными стихами?
Ни съесть, ни выпить, ни поцеловать.
Мгновение бежит неудержимо,
И мы ломаем руки, но опять
Осуждены идти все мимо, мимо.
<...>
Так век за веком – скоро ли, Господь? –
Под скальпелем природы и искусства
Кричит наш дух, изнемогает плоть,
Рождая орган для шестого чувства.[57]
«Задание всякого творческого акта, – отмечает Н.А.Бердяев, – создание иного бытия, иной жизни, прорыв через «мир сей» к миру иному, от хаотически тяжелого и уродливого мира к свободному и прекрасному космосу. Задание творческого художественного акта – теургическое».[58]
Эти теургические грезы философов и художников-символистов несли в себе предощущение и предвидение тех процессов, которые уже начались в Невидимом и Высшем, откуда через необозримые звездные пространства и вечность неслись мысли, извещающие о новом этапе космической эволюции, о наступлении Преображения человечества и Царстве новой Красоты. Сама Духовная революция звучала Красотой и знамя Красоты, поднятое над ней, свидетельствовало о возможности Преображения, о великих энергиях, лившихся из Инобытия и несших человечеству, желаемое обновление. Теургическое искусство было дерзкой мечтой земного человека начала ХХ века, прорывающегося сквозь «Врата ада» к инобытийному творчеству, которое определит судьбу Преображения человечества. У мечты были свои земные основания, земные надежды и они вели к той «святой тропе», на которой и сосредоточилась нужная для преображения, энергетика инобытия, накопленная многими веками.
VII. «Час Красоты»
«Космическая Красота – цель мирового процесса, это иное, высшее бытие, бытие творимое».[59] – писал Н.А.Бердяев.
«Истинно, жемчужины искусства, – утверждают создатели Живой Этики, – дают возношение человечеству, и, истинно, огни духотворчества дают человечеству новое понимание Красоты».[60]
В пространстве русской Духовной революции, во тьме апокалиптической ночи, когда рушился старый мир, сложился тот единственно верный путь для человечества, который шел по терниям и звездам его космической эволюции. Путь был нелегкий, требовавший от человека напряжения всех его сил, осознания им космической реальности его окружавшей, понимания им смысла и сути инобытия, невидимого и Высшего в какой бы форме это понимание ни приходило. Путь этот шел через искусство и Красоту. На земле в ХХ веке пробил «Час Красоты», той Красоты, которая спасет, ибо в ней одной и заключалась возможность Преображения и Восхождения человека. Воспользуется ли человечество таким путем – это уже другой вопрос. Отзовется ли оно на «Час Красоты», или, не услышав его, будет продолжать блуждать в ночи, потеряв тот единственный ориентир, который поставила на земных разрушительных и кровавых, дорогах Космическая эволюция. ХХ век должен был дать на это ответ. В 1916 г., в разгар I мировой войны Е.Н.Трубецкой писал: «Человек не может оставаться только человеком: он должен или подняться над собой или упасть в бездну, вырасти или в Бога, или в зверя. В настоящий исторический момент человечество стоит на перепутье».[61] На перепутье стоять очень долго нельзя. Восхождение имеет свои сроки, падение же есть пропущенные сроки этого восхождения. Известно, что падать легче, чем восходить... В древней Греции когда-то существовали элевсинские мистерии, кульминационным пунктом которых являлась ночь Посвящения. В эту ночь пресуществлялись души посвящаемых путем творческих переживаний. В 1908 г. Андрей Белый размышляя о смысле подобных мистерий, писал: «И не на сцене придет к нам великая ночь эпоптии (Посвящения – Л.Ш.). Эта ночь ныне спускается над человеческой жизнью. В последних прозрениях нашей жизни мы переходим ее грань. И ни жизнью, ни формой искусства мы не спасемся от искуса. Мы уже иногда бываем за видимой жизнью, за искусством, за религией – плывем на последнем корабле к роковому бою: наша плоть перерождается. Мы изменимся или умрем. Перед посвящением в эпопты мисты становились у храма. Из храма мерцали молнии, врата открывались, и призраки с песьими головами шли навстречу посвященным. Мы посвящаем себя в новую жизнь, и вот врата ее открываются, из врат выйдут призраки с песьими головами: это призраки ужаса и вырождения, но некоторые из нас, посвященные в молчание этой великой ночи, возьмутся за руки, и призраки залаяв, сольются с ночью».[62] Но призраки зла с песьими головами в ХХ веке не испугались посвященных, взявшихся за руки. Они разорвали цепь этих рук и уничтожили посвященных по одиночке. Они изгнали уцелевших из страны, называвшейся Россией, ибо для них не существовало ни посвященных, ни инобытия, ни человека, со всей его космической жизнью, и со всеми его духовными накоплениями. Социальная революция и ее идеологи не признавали ничего подобного. Они видели мир так, как могли его видеть через собственное сознание. Обозрение получилось малым и плоским. Русская Духовная революция несла потери, лишаясь лучших своих носителей огня, красоты, свободной и независимой мысли. Духовное и интеллектуальное движение к реальному Новому миру, обусловленном Великими Законами Космоса замедлялось, а временами и вовсе останавливалось. Пришедшие к власти после Революции, подобно мистериальным призракам с песьими головами, чертили загадочные магические круги, из которых под покровом апокалиптической ночи возникали плывущие, неустойчивые миражи другого Нового Мира, другого «светлого будущего».
