Решительно все исследователи, описывающие икону Спаса говорят о живом человеческом лице потрясающе мудром спокойном и добром, всепонимающем и всепрощающем. Нет никакого сомнения в том, что Андрей Рублев (1360-1430 гг.) видел Преподобного. Образ этого Гиганта Духа не мог не запечатлеться во влюбленном в натуру сознании гениального художника. Можно подумать, что Рублев придал черты Преподобного Спасу, чтобы остановить Юрия Звенигородского, крестника святого, невероятно честолюбивого и гордого, поднявшего открытый и яростный мятеж против Василия Темного. Но проще, а значит и правильнее предположить, что сверхчеловеческой интуицией своего гения, пребывающего в Мире Огненном, и знающего истину, великий художник совместил образ Преподобного с образом Христа, потому что в высоком Огненном Духе Св. Сергия на земле выражался истинный Дух Христа! И прав был ясновидец Тютчев, увидевший: «Истомленный ношей крестной, всю тебя, земля родная, в рабском виде Царь Небесный исходил, благословляя». Андрею Рублеву удалось в Звенигородском Спасе с такой полнотой и убедительностью выразить тему совершенного, «внутреннего» человека, потому что ему дано было лицезреть этот образ в живом воплощении Св. Сергия.
П.А.Флоренский в статье «Троице-Сергиева Лавра и Россия» писал, что Ангелом-Хранителем России является Преподобный Сергий, в другом месте той же статьи он называет Ангелом России ее духовной Сущностью Софию. Здесь нет противоречия. Флоренский считал первообразом России Троицу, София для Флоренского была манифестацией Св. Духа, а Преподобный олицетворением Сына.
Преподобный Сергий, «родоначальник Земли Русской», является создателем русского национального характера. «Вглядываясь в русскую историю, в самую ткань русской культуры, мы не найдем ни одной нити, которая не приводила бы к этому первоузлу: нравственная идея, государственность, живопись, зодчество, литература, русская школа, русская наука – все эти линии русской культуры сходятся к Преподобному. В лице его русский народ сознал себя, свое культурно-историческое место, свою культурную задачу». Его Великое Присутствие и заботу народ воспринял как норму жизни. Стремление к восстановлению этой нормы, страстный поиск пути к своему Учителю, тяга к Нему и есть энергия русского мессианства, жар, «на котором эволюция стала создавать энергетику нового планетарного мышления ХХ века. Именно в ней, в этой энергетике был заложен тот импульс, который привел к кардинальным сдвигам в сознании человека».[15.432]
Основным в огненном подвиге Преподобного, тем, чем он навсегда покорил сердце русского народа, было то, что Он не уходил от жизненных проблем, не уходил от Земли на Небо, а сводил Небесный Огонь на нашу многострадальную, грешную землю. Кн. Владимир крестил Русь в водах Днепра, Преподобный Сергий крестил ее в Огне Духа.
Может быть, это вселенское воздействие на душу русского народа и явилось причиной столь высокой поляризации его характера. Ведь высшие энергии, к которым тогда причастилась русская душа, одинаково властно призвали к реализации задатки всех заложенных в ней качеств, самых крайних, как положительных, так и отрицательных. Бердяев пишет: «Можно открыть противоположные свойства в русском народе; деспотизм, гипертрофия государства и анархизм, вольность; жестокость, склонность к насилию и доброта, человечность, мягкость; обрядоверие и искание правды; индивидуализм, обостренное сознание личности и безликий коллективизм; национализм, самохвальство и универсализм, всечеловечность; эсхатологически-мессианская религиозность и внешнее благочестие; искание Бога и воинствующее безбожие; смирение и наглость; рабство и бунт».[12.44] Именно поэтому русских многие не любят – «слишком много на себя берут», такая ширь характера приличествовала бы не отдельному народу, а целой зарождающейся расе. Эта просторолюбивая и вольнолюбивая русская стихия должна претвориться в новый тип человечности, уйти из «Руси Звериной» к «Руси Святой» – как определил два полюса тяготения русской жизни Бердяев, от «внешнего» человека ко, «внутреннему», как говорим мы.
Эволюционные пути в косной материи пробиваются «снизу» и «сверху», навстречу друг другу. Жар мессианства побуждал русских людей упорно пробиваться к Надземному, Божественному, им навстречу с Небес шли зовы и вспышки зарниц... «Грезит Богом, красным пламенем, видит ангелов сквозь дым». – писал о России Гумилев. Именно в такой атмосфере создавалась русская культура.
Платон сказал: «Идеи правят миром». Но не все идеи несут эволюционную нагрузку, а те, которые порождены Космическим Разумом, Иерархией Света. Сияющие в Мире Огненном, они воспринимаются наиболее чуткими людьми, гениями – говорим мы, и в доступной для нас форме передаются ими нам для строительства жизни. Это и составляет творческий момент в эволюционном процессе. Сказано: «Все зарождается в огне и остывает во плоти». В Мире Огненном зарождаются все эволюционные идеи, все прообразы форм, которые жизнь должна последовательно принимать по мере реализации плана эволюции. В этом мире вечной истины сотворен прообраз нового устройства жизни людей в новую, Светлую Эпоху, тот идеал, который люди должны воплотить своей жизнью на земле. Это есть то, что Иоанн называет «Новым Иерусалимом», то, что мы зовем «Святой Русью». Все русские гении, умственно и сердечно приобщавшиеся к этому чудному творению в Надземном, переносили его прекрасные, небывалые черты в своих произведениях, тем строя здание русской культуры. Чудесность этого образа, его неотмирность, обаяние жизненности его зова к преображению, волшебное свойство превращать всякое горе сердца в особую радость, передались русской культуре очарованием ее удивительной человечности. Ницше писал о русской музыке»: Ничто не говорит так к сердцу как их светлые мелодии, которые все без исключения печальны. Я обменял бы счастье всего Запада на русский лад быть печальным».[11.2.796] Еще бы, ведь русская «светлая печаль» есть предчувствие всеисцеляющего соприкосновения с Божественной Любовью.
