Пробил час каникул, отъезда домой – в Польшу.
Но как только приближается осень, Мари охватывает щемящее чувство. Где добыть денег? Даже тех сорока рублей – её месячного бюджета, включающего собственные сбережения и небольшие дотации, получаемые от отца, ей не найти. Собственные сбережения иссякают. В 1893 году положение дел казалось безнадёжным, и Мари уже была готова отказаться от возвращения в Париж, как вдруг произошло чудо. Подруга Мари, панна Дидинская, уверенная в том, что Мари предстоит большое будущее, перевернула в Варшаве всё вверх дном и добилась для Мари стипендии из фонда Александровича, назначаемой достойным студентам, желающим продолжать за границей свои научные занятия.
600 рублей! 15 месяцев жизни!
В Париже она снимает комнату, которую в письме к брату Юзефу 15.09. 1893 г. характеризует так:
"Окно затворяется плотно, и когда я всё устрою, то в ней не будет холодно, тем более, что пол не каменный, а паркетный. По сравнению с моей прошлогодней комнатой – это просто дворец".
В марте 1894 года Мари в письме делится с Юзефом своими мыслями и о работе:
"... Я затрудняюсь описать тебе подробно мою жизнь, настолько она однообразна. Но я не томлюсь её бесцветностью и жалею только об одном, что дни так коротки и летят так быстро. Никогда не замечаешь того, что сделано, видишь только то, что остаётся совершить, и если не любить свою работу, то можно потерять мужество... Жизнь, как видно, не даётся никому из нас легко. Ну, что ж, надо иметь настойчивость, а главное, уверенность в себе. НАДО ВЕРИТЬ, ЧТО ТЫ НА ЧТО-ТО ГОДЕН И ЭТОГО "ЧТО-ТО" НУЖНО ДОСТИГНУТЬ ВО ЧТО БЫ ТО НИ СТАЛО".
Чудесная стипендия Александровича! Мари старается любым путём растянуть эти 600 рублей, чтобы остаться подольше в раю лабораторий и лекционных залов. Через несколько лет Мари выкроит 600 рублей из своего первого гонорара за технологическую работу, заказанную ей Обществом поощрения национальной промышленности, и отнесёт их в секретариат фонда Александровича, ошеломив весь комитет небывалым в его истории возвратом ссуды.
Мари приняла стипендию как знак доверия, как залог чести. По прямоте своей души она считала бы бесчестным задержать чуть дольше деньги, которые сейчас же могут стать якорем спасения для другой бедной девушки.
Мари создала себе свой мир, неумолимо требовательный и признающий одну страсть – науку. Конечно, в нём находили своё место и родственные чувства, и любовь к порабощенной отчизне. Но только это! Ничто другое не имеет значения, не существует. Таково жизненное кредо 26-летней девушки.
Ее обуревают научные идеи, её преследует бедность, изводит напряженная работа. Ей неведома праздность, чреватая опасностями. Гордость и робость служат ей защитой. Мари поделилась с приехавшим во Францию профессором физики поляком Ковальским своими заботами. Общество поощрения национальной промышленности заказало ей работу о магнитных свойствах различных марок стали. Она начала исследования, но анализы минералов требуют громадных установок – чересчур громоздких для лаборатории. Теперь Мари не знает, где организовать опыты.
После некоторого раздумья пан Ковальски решает познакомить Мари с одним молодым учёным из Школы физики и химии, у которого, может быть, найдётся нужное помещение. Его зовут Пьер Кюри.
В течение вечера, проведённого в комнате тихого семейного пансионата, где поселились Ковальские, непосредственная взаимная симпатия сближает двух физиков – француза и польку.
У 35-летнего Пьера Кюри совсем особенное обаяние, сочетающее большую серьёзность с беспечной мягкостью. Он всегда сдержан, никогда не повышает голоса; в нём объединяются могучий ум и благородная душа. Как это странно, думает Кюри, говорить с молодой очаровательной женщиной о любимой работе, употребляя технические термины, называя сложные формулы, и в то же время видеть, что она воодушевляется, всё понимает и даже иногда возражает с ясным пониманием дела... Как это приятно!..
Ему хотелось бы увидеть её ещё раз. Ещё много раз.
Проходит несколько месяцев. По мере роста их взаимного уважения и симпатии крепнет дружба, растут интимность, взаимное доверие. В Польше, куда Мари уезжает на каникулы, её настигают письма, написанные корявым, немного детским почерком. Письма прекрасные, чудесные...
Пьер Кюри – Мари Склодовской, 14 августа 1894 года:
"...По-моему, Вы несколько преувеличиваете, уверяя, что вполне свободны. Все мы, по крайней мере, рабы наших привязанностей, рабы предрассудков, даже не своих, а дорогих нам лиц, мы должны зарабатывать на жизнь и вследствие этого становимся лишь колесиком в машине. Самое тяжкое – это те уступки, какие приходится делать предрассудкам окружающего нас общества, больше или меньше, в зависимости от большей или меньшей силы своего характера. Если делаешь их слишком мало, тебя раздавят. Если делаешь чересчур много, ты унижаешь себя и делаешься противен самому себе".
Пьер Кюри – Мари Склодовской, 17 сентября 1894 года:
"...Наконец-то Вы приедете в Париж. Я горячо желаю, чтобы мы стали, по крайней мере, неразлучными друзьями. Того ли мнения придерживаетесь и Вы?... Я показал Вашу фотографию своему брату. Не виноват ли я? Он нашёл, что Вы очень хороши".
Человека науки тянет к Мари и порыв страсти, и в то же время высшая духовная потребность. То, что его привлекает и так чарует в ней, – это её полная преданность научной работе, предчувствие её одарённости, а также её мужество и благородство. У этой изящной девушки и характер, и дарования большого ученого.
Он не совершит глупости, упустив возможность большого счастья и чудесного сотрудничества.
Свои намерения он мягко излагает мадемуазель Склодовской. 14 июля 1895 года брат Мари, Юзеф, присылает ей из Варшавы тёплое согласие семейства Склодовских на брак, а 26 июля пани Склодовска стала мадам Кюри. Ни белого платья, ни золотых колец, ни свадебного пира. Никакого церковного обряда: Пьер – вольнодумец, а она перестала ходить в костёл. Не было и нотариуса, так как у сочетающихся браком нет ровно ничего, кроме двух сверкающих велосипедов, купленных накануне благодаря денежному свадебному подарку одного родственника.
В эти счастливые дни завязываются прекраснейшие из уз, какие когда-либо соединяли мужчину и женщину. Два сердца бьются в унисон, два одарённых мозга привыкают мыслить сообща. Мари нельзя было выйти замуж ни за кого другого, кроме этого физика, умного и благородного человека. Пьеру нельзя было жениться ни на какой другой женщине, кроме этой белокурой, живой и нежной польки, которая умеет быть на протяжении нескольких минут ребячливой и серьёзной, товарищем и подругой, учёным и возлюбленной.
Жизнь Мари стала сложнее: помимо любимого труда на неё падают все будничные утомительные обязанности замужней женщины.