После мучительных колебаний она с душевной болью шлёт в Варшаву отказ. Однако, Мари не отказывается руководить издалека новой лабораторией, поддерживая в руководстве двух своих лучших учеников-поляков – Яна Даниша и Людвика Ветенштейна.
Здоровье мадам Кюри улучшилось. Летом 1913 года Мари пробует свои силы, путешествуя пешком по Альпам. Её сопровождают дочери и известный физик Альберт Эйнштейн с сыном. Тесные дружеские узы уже несколько лет связывают двух гениальных учёных. Они в восторге друг от друга, они оба любят вести нескончаемые беседы по теоретическим вопросам физики то по-французски, то по-немецки. Вдохновенный Эйнштейн излагает спутнице свои заветные теории, которые Мари с её исключительным математическим складом ума, одна из немногих учёных в Европе, способна понимать.
Во Франции все бури забыты, Мария Кюри в зените славы. Уже два года архитектор Нено строит для неё Институт радия на отведённом для этого участке на улице Пьера Кюри.
И вот Мари расхаживает по строительным лесам, рисует планы, спорит с архитектором. В голове этой седеющей женщины идеи самые новые, самые современные. Ей хочется построить такую лабораторию, которая могла бы служить с пользой ещё тридцать, а то и пятьдесят лет, когда сама Мари будет только прахом. Она требует просторных помещений, больших окон. И как бы ни негодовали инженеры по поводу дорогого новшества, ей нужен лифт.
Что касается сада, самого дорогого предмета её забот, Мари проектирует его с особой любовью.
Не слушая доводов со стороны тех, кто хочет сэкономить место, она решительно защищает каждый метр земли, отделяющий одно здание от другого. Мари, как знаток, отбирает по одному молодые деревца, велит сажать их ещё задолго до закладки фундамента. Своим сотрудникам она говорит:
– Если я покупаю «мои» липы и платаны сейчас, то я выгадываю этим два года. Когда мы откроем лабораторию, деревца подрастут, и наши зелёные массивы будут во всей красе. Только ш-ш-ш-ш! Я ничего не говорила месье Нено!
И в её серых глазах вновь загорается весёлый, юный огонёк.
Мари сама, орудуя заступом, сажает ползучие розы вдоль ещё не законченных стен и собственноручно утрамбовывает землю. Каждый день она их поливает. Когда Мари разгибается и стоит, овеваемая ветром, то кажется, будто она следит глазами за ростом каменных мёртвых стен и живых деревьев.
В чудесные июльские дни «храм будущего» на улице Пьера Кюри возведён.
Но это июль 1914 года.
Болезненное, хрупкое создание забывает о недугах, женщина-учёный откладывает до лучших времён незаконченные труды. Мари помышляет только об одном: служить своей второй родине. В грозном испытании опять, в который раз, проявляются её высокие человеческие качества.
Она не приемлет простой выход: запереть лабораторию и надеть на себя, как это делали в то время многие отважные француженки, белую косынку сестры милосердия. Она немедленно знакомится с организацией санитарной службы и находит в ней пробел, который, по-видимому, мало беспокоит начальство, но ей кажется трагичным: полевые госпитали почти совсем лишены рентгеновских установок!
Один за другим оборудует Мари автомобили с рентгеновскими установками, прозванные на фронте «кюричками». «Трусиха» стала вдруг требовательной и властной особой. Она тормошит чиновников, требует у них пропуска, наряды, визы. Она беспощадно «грабит» и частных лиц, которые дарят или одалживают ей свои лимузины для рентгеновских передвижных установок. Из 20 таких автомобилей Мари один оставляет для себя.
Телеграмма, телефонный звонок уведомляют мадам Кюри о том, что полевому госпиталю, переполненному ранеными, требуется немедленно рентгеновская установка. Мари проверяет оборудование. Пока солдат-шофер заправляет машину горючим, она идёт за своим тёмным плащом, дорожной шляпой, круглой, мягкой, утратившей цвет и форму, берёт своё имущество: саквояж из жёлтой кожи, весь в трещинах и царапинах. Садится рядом с шофёром на открытое для ветра сиденье, и вскоре доблестный автомобиль несётся на полной скорости, 50 километров в час, по направлению к Амьену, Ипру, Вердену...
Мари сама распаковывает приборы, монтирует съёмные части, затемняет кабинет... Не прошло и получаса, как приехала Мари в госпиталь, а уже всё готово. Хирург и Мари – у экрана. Приносят носилки за носилками со страждущими.
10 раненых, 50, 100... Проходят часы, а иногда и дни. Всё время, пока есть пациенты, Мари живёт в тесной комнате. Прежде чем покинуть госпиталь, она обдумывает, как можно оборудовать в нём стационарную рентгеновскую установку. Наконец, упаковав оборудование, она занимает место в волшебном фургоне и возвращается в Париж.
Кроме двадцати автомобилей Мари оборудовала таким образом двести рентгеновских кабинетов. Более миллиона раненых прошли через эти 220 стационарных и передвижных установок, созданных и оборудованных трудами мадам Кюри. С 1916 по 1918 годы Мари обучила 150 сестёр-радиологов.
Ей помогают не только её знания и мужество: Мари в высшей степени одарена способностью выходить из затруднительных положений. Нет ни одного свободного шофёра? Она садится за руль своего «Рено» и с грехом пополам ведёт его по разбитым дорогам. Можно видеть, как в стужу она изо всех сил вертит рукоятку, заводя заупрямившийся мотор. Можно видеть, как она нажимает на домкрат, чтобы переменить шину, или же, сосредоточенно нахмурив брови, осторожными движениями учёного чистит засорившийся карбюратор. А если надо перевезти приборы поездом? Она сама грузит их в багажный вагон. По прибытии она же всё сгружает, распаковывает, следит, чтобы ничего не потерялось.
Равнодушная к комфорту, Мари не требует ни особого внимания к себе, ни привилегий. Вряд ли какая-нибудь другая знаменитая женщина причиняла бы так мало беспокойства. Она забывает о завтраке и обеде, спит где придётся – в комнатушке медицинской сестры, в походной палатке, под открытым небом.
Студентка, когда-то мужественно переносившая холод в мансарде, легко превратилась в солдата мировой войны.
Если Мари дома, значит почечные колики приковывают её на несколько дней к постели. Если Мари относительно здорова – она в одном из трёхсот-четырёхсот французских или бельгийских госпиталей.
В первые месяцы войны правительство попросило частных лиц сдать ему своё золото. Мари переводит шведские кроны, полученные ею со второй Нобелевской премией, во франки, которые становятся «добровольной контрибуцией». Она сдаёт своё золото во Французский банк. Служащий, принимавший его, берёт у неё монеты, но с негодованием отказывается отправить на переплавку знаменитые медали. Мари нисколько не чувствует себя польщённой. Она считает подобный фетишизм нелепостью и, пожав плечами, уносит коллек-цию своих наград в лабораторию.
Новая специальность сталкивает Мари с самыми различными людьми.
Элегантно одетые женщины, «ангелы-хранители» госпиталей, по виду определив положение этой скромно одетой особы, не считающей нужным назвать себя, порою обращаются с ней, как с мелкой служащей. Мари это только забавляет.
Она никогда не говорит о трудностях и риске, которым подвергается. Не говорит ни о несказанном утомлении, ни о смертельной опасности, ни об убийственном действии рентгеновских лучей на её слабый организм. Перед товарищами у неё беззаботное, даже весёлое лицо, более весёлое, чем когда-либо прежде. Война предписала ей хорошее настроение как лучшую личину мужества. Не говорит она и о лёгком ранении в апреле 1915 г., когда по вине шофера её автомобиль, перевернувшись, свалился в кювет. Её выдали окровавленные бинты, найденные в туалетной комнате, и газетная статья в отделе происшествий.
