С детства она "любила путешествия и приключения, презирала опасности и была абсолютно равнодушна к указаниям старших", – писала Вера Желиховская, сестра Е.П.Б.. "Мое детство? В нем баловство и проказы с одной стороны, наказания и ожесточение с другой. Бесконечные болезни до семи-восьми лет, хождение во сне по наущению дьявола", – с улыбкой вспоминала сама Блаватская. Много осложнений вызывал ее "долгоруковский" темперамент (полученный по наследству от предков Долгоруких) – воинственность, отвага, вспыльчивость, эмоциональность. С таким темпераментом в юности трудно было жить, но только сама Е.П.Б. могла справиться со своим фамильным наследием. Гораздо позднее Г.С.Олькотт, единомышленник и верный друг Блаватской с начала 70-х годов, писал: "Я спросил Учителя, почему ее пламенный темперамент нельзя было поставить под постоянный контроль, и почему нельзя было переделать ее в спокойную, владеющую собой женщину, какой она и была при некоторых обстоятельствах". В ответ было сказано, что такое воздействие погубило бы ее. Огненный и стремительный дух, оживлявший ее тело, требовал чрезвычайной отдачи энергии. Единственные существа, перед которыми она преклонялась, были ее Учителя, "но даже с Ними она была временами настолько воинственна, что при таком состоянии ее духа даже самые мягкие из Них, не могли или, вернее, не хотели приближаться к ней". Так, Махатма К.Х. с грустью констатировал, что ему приходится действовать через Е.П.Б., в которой "большую часть времени бушует циклон". Из-за эмоциональной неуравновешенности Махатмы часто просили соратников Е.П.Б. оставить ее в покое, не приближаться, пока буря не стихнет. "Я приложу наибольшие старания, – писал К.Х., – чтобы успокоить нашего крайне чувствительного – не всегда благоразумного старого друга, чтобы она осталась на своем посту. Плохое здоровье, вызванное естественными причинами, и душевная тревога сделали ее до крайности нервной, и, к сожалению, уменьшили ее полезность для нас. Две недели ее эмоции летали по нервам, как электричество по телеграфному проводу. Все было хаотично". "Е.П.Б. в отчаянии: Коган отказал в разрешении М. позволить ей в этом году проехать дальше Черной скалы, и М. очень хладнокровно заставил ее разгружать свой дорожный сундук. Попытайтесь утешить ее, если сможете".
Ясно, что при такой тесной психической и ментальной связи, которая существовала между Махатмами и Упасикой, влияние последней на первых весьма чувствительно. Махатма К.Х. вспоминал, что «как только я начал пользоваться благоговейной тишиной, которая обычно следует за таким катаклизмом (снежной лавиной – Е.З.), я был грубо возвращен к действительности. Знакомый голос, такой резкий, как голос, приписываемый павлину Сарасвати, который, если верить преданию, отпугнул Царя Нагов, – кричал по токам: "Олькотт опять поднял самого Сатану на ноги! Англичане сходят с ума... К.Х., приходи скорей, и помоги мне!" Я должен сказать, что телеграммы "Старой Лэди" бьют по человеку, как камни из катапульты. Что я мог сделать, как не прийти! Доказывать через пространство человеку, находящемуся в полном отчаянии, в состоянии морального хаоса, было бесполезно. Так я решил показаться из многолетнего уединения и провести некоторое время с нею, утешая ее, как только мог».
Махатмы сами определили причину, по которой невозможно было насильно смягчать и утончать характер Блаватской. "Это было бы незаконным вмешательством в ее личную карму. Вмешательство парализовало бы ее необузданный темперамент, но ослабило бы ее другие качества, что было бы тяжелой несправедливостью и ни на йоту не ускорило бы ее эволюцию"
"Я должен сказать, – писал Махатма М., – что она жестоко страдает, и я не в состоянии ей помочь, ибо все это – следствие причин, которые не могут быть уничтожены – это оккультизм и теософия. Она теперь должна победить или умереть. Когда настанет час, она будет взята обратно в Тибет. Не обижайте эту бедную женщину, обвиняйте меня. Временами она – только оболочка, и я часто бываю невнимателен, наблюдая за ней". Запомним слова М. о последствиях воздействия истинного знания на сущность человека, позднее к этому придется вернуться. Обратим внимание также и на то, что у Е.П.Б. никогда не было хорошего здоровья, а в последние годы жизни оно значительно ухудшилось. Болезни она переносила стоически: "Все мои мышцы словно уснули, как раки зимой, жизненная энергия покинула меня, и с ней ушли последние силы, а мозг отупел; я разваливаюсь на куски: врачи утверждают (хотя все они ослы), что я истощила свой мозг чрезмерной работой". «"Мозг перенапряжен", – говорит лондонский оракул". Моральные страдания высушили меня до мозга костей, мой дорогой князь, а смерть все не приходит, вот в чем дело. Знаете ли Вы, что в те времена, когда я голодала и жила на чердаке, я была в сто раз счастливее? "Больная нога выздоравливает очень медленно, но меня это абсолютно не волнует." Елену Петровну долго мучило разбитое при падении колено; по этому поводу имеется ее любопытное свидетельство: «Врачи начали подумывать о том, чтобы лишить меня моей лучшей ноги, и мне в то время казалось, что я уже отправляюсь "наверх" pour de bon, а поскольку я терпеть не могу все эти мрачные лица сочувствующих плакс и прочие подобные вещи, когда я болею, я настояла чтобы он уехал. Я замечаю за собой множество кошачьих наклонностей, и одна из них проявляется в том, что я все время стараюсь быть настороже, чтобы "умереть, по возможности, в одиночестве... Мне опять хотели отрезать ногу, но я сказала: "Гангрена или круглые леденцы", но я этого не допущу и сдержала слово. Представьте себе, дочь моего отца на деревянной ноге; представьте, как моя нога скачет в стране духов впереди меня, pour lе coup!.. У чайлдов появился бы отличный шанс сочинить четверостишие, этакий милый некролог "в стихах", как говорил м-р Артемус Уорд, и закончить его, по обыкновению, рефреном из его бессмертного "Филадельфийского надгробья": "Ушла, чтоб там, на Небесах, с ногою повстречаться!" Нет уж, спасибо! И я собрала всю свою силу воли (свою воскресшую силу воли) и стала просить врачей и хирургов пойти поискать мою ногу в "Сентени ля Граундс"... У меня также было две или три других болезни, строившие амбициозные планы украсить себя какими-нибудь латинскими названиями, но я быстро от всего этого избавилась. Немного силы воли, хороший кризис – я изо всех сил старалась добиться перелома в развитии болезни – еще одно усилие, предпринятое с помощью "курносого посланца", и вот она, я, по-прежнему живая и пишу Вам письмо.»
