"Две-три" болезни, которые упоминает Блаватская, это – "всего лишь" гипертония, больная печень, ревматизм, который развился в результате переохлаждений во время путешествий. Более слабые люди от одной из этих болячек надолго ложатся в постель. Е.П.Б. была совсем другой. Во всяком случае, однозначно можно говорить только об одном: сильная воля и духовная целеустремленность "переламывают" телесную немощь, заставляют отступить хвори, хотя и не уничтожают их. К этому можно добавить понимание кармического характера многих заболеваний, по этой причине имеющих для человека смысл жизненного испытания, которое никто не в силах отменить. В случае с Е.П.Б. фактически получается, что не благодаря здоровью, а вопреки его отсутствию Махатмы считали ее лучшей среди возможных носителей знания. "У них она вызывала особое доверие – она готова была всем рисковать и перенести любые трудности. Больше чем кто-либо другой, владевшая психическими силами, подгоняемая чрезвычайным энтузиазмом, неудержимо стремящаяся к своей цели, физически очень выносливая, она была для Них самым подходящим, пусть и не всегда послушным и уравновешенным посредником. У другого, может быть, было бы меньше ошибок в литературных трудах, но он не выдержал бы, как она семнадцатилетнего напряженного труда, и лет на десять раньше покинул бы свое тело. И тогда очень многое осталось бы для мира неизвестным". Возможно, что сложнейший сплав противоположностей – несгибаемой воли и эмоциональной импульсивности, выносливости и слабого здоровья, преданности Учителям и абсолютной недогматизированности ума, – помогли Упасике сделать восточную эзотерическую науку актуальной для западного человечества.
Эмоционально-психический мир Блаватской неразрывно связан с ее особыми сенситивными способностями. В этом признавалась она сама: "В молодости я казалась довольно-таки аномальной, и это действительно было так". Ее считали странной, по-разному относились к медиумическим феноменам, всегда ее сопровождавшим, но мало кто понимал истинную природу их. Врожденная чувствительность психического аппарата с ранних лет позволяла Елене Петровне прислушиваться к информации, идущей из астрального мира. Но в отличие от большинства медиумов, она уже к двадцати годам нашла метафизический "маяк" своих странствий в море феноменов. «То, чего я хотела и искала, был тот тонкий магнетизм, которым обмениваются люди, человеческая "соль". В Афинах, в Египте, на берегах Евфрата – куда бы я ни отправлялась, я всюду искала свой "астральный камень"». «Я охотилась за неведомым. Мир, и в особенности люди, приверженные пустой болтовне, знают лишь внешнюю и объективную сторону моей юности, раздувая ее в подлинно христианском духе. Но никто, даже мои родители, не понимали ничего в моей скрытой внутренней жизни, в том, что в "Theosophist`e" я назвала потом "жизнью души". С 16 лет я всегда вела двойное существование, таинственное, непостижимое даже для меня самой, пока я не встретила во второй раз моего еще более таинственного индуса. С 14 лет я всегда проводила день в своем физическом теле, а ночи – в астральном».
Информация из астрального мира, которая так обогащала опыт Елены Петровны, в то же время имела особенности своего влияния. Дело в том, что преждевременное познание астрального плана способно остановить развитие человека, увлекая его своими яркими фантомами. Погружение в мир фантомов могло воспрепятствовать ментальной трансформации неокрепшего сознания, запирая Эго в сфере астрального мира (и очень часто именно в низшем астрале). Преодоление врожденного медиумизма для Блаватской означало избавление от астральной шелухи, и тем самым, очищение астрального канала для контактов с Учителями, который часто был для нее самым естественным и простым. Проще говоря, Е.П.Б. научилась слышать и различать информацию, идущую из высших источников от многоголосья астрала, и вместе с тем управлять собой, правильно реагируя на принимаемые сведения. Но все это могла сделать только она сама, без какой-либо внешней помощи.
Известно, что Е.П.Б. и сознательно и спонтанно использовала свои феномены как средство доказательства существования невидимого мира. Оккультные явления, вызванн ые ею, расценивались людьми как "чудо", которое желательно как можно чаще воспроизводить. Сама Е.П.Б. тоже не всегда могла внести ясность в вопрос генезиса феноменов, что создавало большую путаницу в головах посетителей, и, в конечном счете, вместо повода серьезно задуматься о планах существования, феномены переставали вообще кого-либо в чем-либо убеждать, вызывая скрытое раздражение. В таких условиях Еленой Петровной был получен приказ о прекращении использования на публике оккультных феноменов. «Согласно правилам, число феноменов должно быть сведено к "0". М. в лучшем случае запретил ей производить феномены, и к этой, последней крайности он прибегал так часто, как только мог, к великому недовольству друзей и теософов. Было ли это или есть недостаток умственной восприимчивости в ней? Несомненно – нет. Это психическая болезнь, над которой у нее мало или почти нет власти. Ее импульсивная натура всегда готова увлечь ее за пределы истины, в область преувеличений. "Это все они – Братья... Я только смиренная и преданная рабыня и оружие" – это явная ложь. Она, может, и производила феномены благодаря ее природным силам и нескольким долгим годам регулярной тренировки, и ее феномены иногда лучше, чудеснее и более совершенны, чем феномены посвященных чела, которых она превосходит в художественном вкусе и чисто западной оценке искусства, например, в мгновенном создании картин. Ее единственная радость – быть хоть немного полезной нам. И таким образом она продолжала убивать себя дюйм за дюймом, готовая отдать – ради нашей пользы и прославления, как она думала, – свою кровь жизни каплю за каплей, и все же непременно отрицала это перед свидетелями и утверждала, что она к этому не имеет никакого отношения».
