После вторичного вторжения спартанцев, когда чужие войска снова разоряли афинские поля и начались эпидемии, Перикл созвал народное собрание, чтобы успокоить афинян, которые уже собрались просить у спартанцев мира, успокоить и внушить им мужество и веру в свои силы. Здесь он произнёс свою знаменитую защитительную речь, которую он высказал с кровью сердца и величием духа. Речь эта сохранилась в трудах Фукидида.
Начиная свою речь, Перикл упрекал афинян в том, что для их возмущения против него и паники перед несчастьем, нет основания. “Как бы хороши не были дела частного лица, с гибелью родины он всё равно погибнет, неудачник же в счастливом городе гораздо скорее поправится. Итак, если город может перенести бедствия отдельных граждан, а каждый отдельный гражданин, напротив, не в состоянии перенести несчастья города, то будем всё же защищать родину и не будем поступать так, как вы теперь поступаете: подавленные вашими домашними невзгодами, вы пренебрегаете спасением города и обвиняете и меня, убедившего вас воевать, и самих себя, последовавших моему совету... Поэтому, если вы позволили мне убедить вас начать войну, так как считали, что я обладаю... качествами государственного человека, то теперь у вас нет основания обвинять меня, будто я поступил неправильно.
Действительно, тем, кто находится в благоприятном положении и может свободно выбирать войну или мир, глупо было бы начинать войну. но если кто был поставлен в необходимость либо тотчас же уступить и подчиниться врагу, либо идти на риск и отстаивать свою независимость — то скорее достоин порицания избегающий опасности, чем тот, кто оказывает решительное сопротивление... Вам, гражданам великого города, воспитанных в нравах, соответствующих его славе, следует стойко выдерживать величайшие невзгоды и не терять достоинства... И вы можете быть уверены, что если общими усилиями мы отстоим нашу свободу, то она легко возместит нам все потери, в то время как при чужеземном господстве утратим и то, что у нас осталось... Ведь миролюбивая политика, не связанная с решительными действиями, пагубна: она не приносит пользы великой державе, но годится лишь подвластному городу, чтобы жить в безопасном рабстве.
Испытания, ниспосланные богами, следует переносить покорно, как неизбежное, а тяготы войны — мужественно.
Проникнитесь сознанием, что город наш стяжал себе всесветную славу за то, что никогда не склонялся перед невзгодами, а на войне не щадил ни человеческих жизней, ни трудов, и потому до сей поры он на вершине могущества. Память об этой славе сохранится в потомстве навеки... А если нас теперь ненавидят, то это — общая участь всех, стремящихся господствовать над другими. Но тот, кто вызывает к себе неприязнь ради высшей цели, поступает правильно. Ведь неприязнь длится недолго, а блеск в настоящем и слава в будущем оставляет по себе вечную память... Ведь те, кто меньше всего уязвимы душой в бедствиях и наиболее твёрдо противостоят им на деле — самые доблестные как среди городов, так и среди отдельных граждан”.
Своей пламенной речью Периклу удалось временно парализовать угрюмость афинян и успокоить волнение. Но бедствие не прекращалось и подстрекательства против Перикла росли. Сюда присоединились также те, которые, получив власть, требовали ещё больше прав. Недовольны были и все те, кто был задет свободным научным подходом Перикла к вопросам веры. Восстали также старые враги — аристократы. На самого вождя ещё не осмеливались подняться, но хотели снести сильный оплот вокруг него. Большого друга Перикла — Фидия, у которого было не мало тайных завистников и недоброжелателей, на народном собрании обвинили в том, что он, создавая статую богини Афины, присвоил себе часть золота. Фидию удалось снять с себя обвинения, ибо по совету Перикла он изготовил золотое одеяние Афины съёмным, и таким образом, было возможно проверить вес золота. Конечно, и сам Перикл страдал, так как недоверие к его ближайшему другу означало также недоверие и к нему. Но враги не успокаивались. Вскоре после того ортодоксальной оппозиции удалось добиться, что против Фидия направили новое обвинение, на этот раз в безбожии. Фидия обвинили в том, что он на щите богини Афины изобразил Перикла и самого себя, т.е., кощунствовал против веры народа, Фидия арестовали, В тюрьме он заболел и вскоре умер, по некоторым сведениям — от яда врагов. Так неблагодарный народ отплатил гению за то, что он принёс в дар Афинам бессмертие.
Скоро началось для Перикла другая трагедия. Вызвали на суд того, кто был самым близким его сердцу, его духовного учителя Анаксагора. Анаксагора обвинили в атеизме, потому что ходили слухи, что он объявил солнце раскалённой железной массой, но не богом Гелиосом. Анаксагор, конечно, также как и Перикл, смотрел научно на явления природы. Но его воззрение воспринималось только узким кругом интеллигенции: в глазах широкого народа это была ересь. И, всё-таки, до сих пор греки к религиозным вопросам относились терпимо. За исключением официального отправления культа богов, религия была частным делом. Но в 432 г. до н.э. какому-то фанатику старообрядцу удалось провести закон, позволяющий отдавать под суд за безбожие. Первыми жертвами этого закона стали Фидий и Анаксагор. Десятилетиями позже, за потрясение веры в утверждённых государством богов, чашу яда должен был принять и бессмертный Сократ. Нужно отметить, что позднее ещё один член кружка Перикла — Протагор, обвиненный в атеизме, бежал в Сицилию, но по пути погиб при кораблекрушении. Неизвестно, кто был обвинителем Анаксагора, также нет следа в хрониках, на чём именно основалось обвинение. Неизвестно, что говорил Перикл, который был выбран защитником. Тот факт, что Перикл сумел защитить высокообразованного учёного и философа, доказывает, что и сам Перикл был философски высокообразованной личностью. Анаксагора приговорили к денежному взысканию и изгнанию из Афин. Хотя Плутарх говорил, что Анаксагора Перикл сам выслал из города, опасаясь за его жизнь. И также сам Анаксагор, может быть, предпочел ссылку, не желая своим присутствием ещё больше возбуждать стихию лжи вокруг личности вождя Афин. Можно представить трагедию Перикла, когда он, глава государства, ничего не мог сделать против уничтожительного решения народа! Рассказывают, что расставаясь, Перикл проводил своего седого друга далеко за город. Так продолжался терновый путь великого изгнанника. “Анаксагор, потеряв всё,— говорит о нём Учение Востока,— мог и на этом терновом пути готовить терновый венец”. Анаксагор поселился в Ламисаке, где вскоре и умер в 428 году до н.э. Жители Ламисака высоко чтили Анаксагора и в память его учредили детский праздник, который праздновали ежегодно в месяц его смерти. Анаксагор сам положил начало этим празднествам, так как очень любил маленьких граждан. В этом он напоминал другого, родственного ему по духу друга детей, который также родился в Малой Азии, но только значительно восточнее — в Палестине.
