Но враги на этом не успокоились. Им не было достаточно безумных злословий и скабрезностей, которые они распространяли об Аспазии и о самом Перикле. Они готовили ещё более сокрушительное средство. Они знали, чем можно Перикла глубже всего ранить как человека. И вот настал момент, когда писатель комедии Гермип обвинил Аспазию, так же как остальных друзей Перикла, в нарушении религии. Но когда этого оказалось ещё слишком мало, тогда её обвинили в нарушении нравственности; якобы она была сводницей, она привлекала в свой дом свободно-рождённых женщин, чтобы устраивать им встречи с Периклом! Поистине, наивное обвинение! Каждое мало-мальски разумное существо могло видеть, до чего оно было лживо! Таким же лживым было и обвинение, что Аспазия гетера! Ещё более абсурдно потому, что Перикл, человек с таким чувством духовной чистоты и уважением, с такой этичной чуткостью и ригоризмом, с таким героизмом в жизни, другом жизни и своих идей мог избрать, конечно только морально и духовно героическую и чистую натуру. Ибо недаром рассказывают о Перикле, что он, также как однажды Христос, строго осудил грешный глаз, — когда-то, когда поэт Софокл вместе с ним был избран стратегом в морской битве, Перикл сурово выбранил его за развязное, недопустимое восхищение каким-то мальчиком: “У военачальника, Софокл, должны быть чистыми не только его руки, но также глаз”.
На суде, как законный опекун Аспазии, её защищал сам Перикл. И вот тут античная литература опять допустила злословие: как будто горячими просьбами и слезами Перикл достиг того, что судьи освободили Аспазию. Невозможно представить себе, что вождь народа, который не только толпу, но также самого себя всегда строго сдерживал, допустил бы такое недостойное поведение! Не слезы, но выдающийся дар речи, великий сердечный пыл достиг того, что Аспазию оправдали (в который раз уже пламенем своего слова он жёг афинян!)
Аспазия была свободна, но ядовитые стрелы врагов не прекращались. Конечно, хотя оба супруга поднимались над всей клеветой, от этого кощунства всё-таки вновь и вновь болело сердце. Тем более, что сын Перикла от первого брака, Ксантип, озорник и расточитель, рассерженный, что отец категорически отказывался давать средства для уплаты его долгов, сам сочинил низменные сплетни про Перикла и Аспазию. Кажется, ни об одной женщине в мире не распространяли так много лжи, как об этом возвышенном духе. В этом больше всех виноваты писатели комедий, особенно Аристофан, который с жадной злобой ловил каждое кривое слово об Аспазии. Ведь у них был свободный доступ на сцену и оттуда клевета проникала в массы народа и переносилась также в будущие поколения... Вообще, комедии, угождая вкусу толпы, пользовались грубыми выражениями против женщины, но особенно гротескны были обращения против подруги великого государственного деятеля, преувеличивая её “неполноправный” брак. Так, Гераклит рассказывал, что Перикл свою настоящую и законную жену выгнал из дома, чтобы жить роскошной жизнью с гетерой и при том проматывал в её пользу свои средства, а в действительности, они оба вели совсем простую и даже экономную жизнь. Болтали даже, что уже само имя Аспазия указывает на принадлежность её к гетерам, так как приличные женщины так не называли бы себя. Это было самой злой ложью, ибо имя это было распространено в самых порядочных семьях. По существу, причиной всех обвинений было то, что Аспазия сама активно стремилась к просвещению и увлекала за собой угнетённую афинскую женщину.
Давайте поищем аналогии в наше время и мы увидим, что участь Аспазии испытала также и другая женщина с исключительно широким кругозором — по истине духовная родственница Аспазии, мать теософии, Елена Петровна Блаватская. Её противники не стеснялись прибегать даже к плутовству и обману, чтобы только уничтожить её честь и оклеветать её в глазах потомства. Временно, конечно, авторитет Блаватской среди обывателей был поколеблен, но её друзья, однако, смогли доказать, что исключительно мудрая, истинно героическая душа этой женщины чиста от набросанной на неё пыли. Так величие духа болезненно для глаз низких завистников. Настало время омыть и образ Аспазии в её первоначальном блеске, ввести её в самый священный уголок культуры духа человечества, где место многим Великим Духам Мира.
Хотя суд оправдал Аспазию, трагедия её и её мужа продолжалась. Спартанцы, чувствуя, что личное влияние Перикла на афинян поколеблено, тем смелее готовились к новому военному походу. Они, прежде всего, послали ультиматум, направленный против самого Перикла, но послы без успеха вернулись назад. В 430 г.до н.э. спартанцы снова ворвались в Аттику и разорили её. Перикл, отступив перед огромным войском, укрепился в Афинах, которые он, посредством оградительных валов, сделал неприступными. Уклоняясь от борьбы на суше, он верил своему всё ещё сильному флоту. Толпы беженцев наполнили столицу. Люди жили в самых ужасных условиях. Народ роптал на Перикла, что он не ведёт войско в бой, открыто поносили его. Однако Перикл с большим стоицизмом не обращал на это внимания, спокойно перенося и тихо страдая, все обвинения и вражду. Напротив, он всеми силами пытался облегчить бедствие народа: нуждающимся раздавал деньги и выделял куски земли. Подарил Афинам своё имущество вместе со всеми сооружениями, может быть, надеясь этим хотя бы немного уменьшить бедствия государства. В то же время, в своем сознании, дальновидным гениальным взором, он создавал широкие стратегические планы: Перикл знал, что и этот раз в самый критический момент Афинского государства, они одолеют все опасности, если только у народа хватит единения духа, выдержки и мужества.
