Но тогда пришло новое решительно испытание в жизни Перикла. Историки обозначают его ударом судьбы, который уничтожил все гуманные замыслы Перикла. В Афинах начался голод и вскоре, совсем неожиданно, распространилась чума, привезённая мореплавателями из Египта. Она требовала страшных жертв. Погибла лучшая часть афинского войска. И флот, который так успешно воевал со Спартой, как раз во время нового военного похода, сокрушила эпидемия. Замерла также общественная жизнь, народ пребывал в психозе страха, моральная сила его начала таять и распадаться. Тем сильнее стали внутренние враги. Чем больше возрастали бедствия и эпидемия, тем больше убывал и авторитет главы правительства Афин. С кровоточащей душою он старался успокаивать народ, поднимать его безнадёжное сознание, но его слова уже не затрагивали сердец. Беспокойство народа достигло того, что в 430 г. до н.э. Перикла больше не выбрали стратегом. Ему, который был вождём государства сорок лет, теперь надо было вернуться к домашней жизни. При том Перикла ещё обвинили в том, что он неправильно использовал государственные средства и присудили к большому денежному взысканию. Так бессмысленно и болезненно обвинили его, самого бескорыстного гражданина Афинского государства, самого демократического вождя народа, который всегда признавал только общее благо и радовался только ему. В этом случае, можно сказать, выразился трагизм самого принципа демократии. Если демосу /народу/ дают власть над учреждениями, где он может совершенно свободно решать свою судьбу, но при этом, хотя мгновение, им не руководят серебренные вожжи вождя духа, то в любой момент волна реакции может втянуть народ в произвол стихии.
“Враждебные люди,— говорит восточное учение, — стремятся уничтожить даже неуничтожаемое. Настало время, когда герольд, от имени старейшин Афин, оповестил афинян, что никто не смеет произносить имена Перикла, Анаксагора, Аспазии, Фидия, и их друзей под страхом изгнания, Толпа, наученная старейшинами, требовала, чтобы уничтожили Зевса Олимпийца, крича, что эта скульптура напоминает им ненавистного Фидия. Если имена обвинённых встречались в манускриптах, то запуганные граждане торопились их сжигать, даже если это и были ценнейшие художественные произведения. Осторожные избегали ходить мимо домов упомянутых людей. Льстецы торопились писать эпиграммы, в которых оскорбительными словами изображали крушение Перикла. Анаксагора изображали в виде осла, кричащего на площади.
Какой- то мыслитель сказал:”Мы знаем имена Перикла, Анаксагора, Аспазии и Фидия, но не знаем тех, которые добивались их уничтожения. Будем думать, что этот позор человечества случился в последний раз, но такая мысль будет только мечтой... Фидия бросили в тюрьму, вместе с тем человечество погрузило себя во тьму. Люди будут удивляться своей жестокой судьбе, но разве же они сами не заработали это?”
Даже после того трагедия Перикла ещё не прекращалась. Чума, продолжавшая собирать урожай смерти, коснулась также близких Перикла. Он потерял свою сестру, многих родственников и друзей, и лучших советников. Умерли и сыновья его первой жены, также и Ксантип, который в конце жизни стал для Перикла враждебным, и который своей несдержанной жизнью бесконечно сокрушал сердца Перикла и Аспазии.
И все-таки, каким бы ни было несчастье, рассказывает Плутарх, Перикл не изменил себе. Подобно близкому ему по духу философу солнцеподобной гармонии Пифагору, тоже не терявшему кротости духа в последней драме своей жизни, Перикл всё ещё оставался крепким и непоколебимым, с непотухающим мужеством. Он не плакал, и никто не видел его слез даже на похоронах его близких... Единственно, когда он потерял своего последнего сына от первого брака, силы его, на мгновение, покинули его. Он больше не мог удержать слёзы, первый раз в своей жизни.
Конечно, всю душевную и политическую борьбу Перикла переживала вместе с ним также его Аспазия, его одухотворённый друг. Кто знает, какую поддержку оказывала Периклу и как вдохновляла его эта героическая женщина в критические моменты жизни, будучи соучастницей не только великого строительства, но и величественной драмы его души.
После непродолжительного времени Перикл опять встал во главе Афин. Казалось, и сам народ сожалел о своём несправедливом поведении по отношению к нему. Надо было всё-таки признать, что для нужд государства присутствие духа Перикла абсолютно необходимо. Народ видел также, что те личности, которые были избраны на место Перикла, были действительно недостойные и не могли создать порядка в государстве. Плутарх рассказывает, что будучи избран стратегом, Перикл, чтобы не дать умереть своему имени и желая, чтобы сыну его и Аспазии были предоставлены полные права гражданства, прежде всего потребовал отменить закон о незаконно рожденных, и добился этого.
Тогда началось последнее действие драмы, В 429 г. до н.э. и сам лев стал жертвой эпидемии. Так даёт понять Плутарх, но, кто знает, правда ли это, так как Перикл болел продолжительное время и принимал друзей, лежа в постели. Его смерть, по всей вероятности, имела совсем другую причину. Может быть, его сильный дух, который с героическим мужеством упорствовал против бесчисленных врагов, не поддался бы и угрозам смерти. Он ещё раз напряг бы ткани тела и выдержал бы, но его психическая энергия, видимо, была уже исчерпана. Беспощадные нападения вампирических масс противников, острые страдания и сознание ответственности — привели Перикла к полному нервному расстройству. “Только в таком состоянии, — говорит Учение Востока, — сограждане могли признать его равным себе... Великого отца народа Перикла погубили ядовитые стрелы. Он не закрывался щитом, хотя щит необходимая часть вооружения”.
